Принципы жизни. Глава 4. Приготовление к смерти

Она и закрывает нам глаза, она и открывает.

 

 

Лабиринт жизни имеет коридоры, двери и комнаты.

 

После рождения двери открываются одна за другой.

 

Научились сидеть - это новые возможности, можно достигнуть до чего-то нового.

 

Но маршрут становится все сложнее и сложнее. Научились читать - это одни двери, одни возможности. Не научились - другие двери и коридоры. Детство прекрасно тем , что все новые двери открываются и почти никакие не закрываются. Во всяком случае их хлопки незаметны в общем шуме открываемых дверей. Правда, если в раннем возрасте новый язык не начали учить - говорить без акцента на нем уже не возможно. Не начали фигурным катанием заниматься - дверь чемпиона мира уже закрыта.

 

Все реже открываются новые двери, все чаще иные из них закрываются, и человек начинает вполне серьезно выбирать, какую из них открыть, в какой новый коридор заглянуть. Иногда он стучится и в уже закрывшуюся дверь-случается ее удается открыть или хотя бы приоткрыть, что бы заглянуть и сказать: мне и в самом деле не туда – а иногда и нет. Теперь двери чаще закрываются, чем открываются, и многие ровесники остались или успели оказаться за закрытыми дверями.

 

Все меньше дверей в коридорах. Иной раз человек попадает в комнату, где выход там же где и вход и торопится поскорее уйти.

 

Вот наконец и входная дверь, она всегда не заперта. И наконец человеку удается выбраться из этого ужасно запутанного дома жизни. Где он теперь и что с ним?

 

Только выбравшись из дома, он понимает, где он собственно находился.

 

И если снова вернется вдом, будет знать путь.

 

Идти в обратном направлении - большое искусство.

 

Имеющий путь идет по жизни, как по своему дому, знает какие двери открывать, а в какие не стучаться. Он никогда не хлопнет за собой дверью, и закроет ее за собой окончательно, чтобы не возвращаться. Не закрывайте за собой, и тем более не захлопывайте двери. Оставляйте возможность воспользоваться ими снова при необходимости. Не говорите себе: этот человек или эта дорога никогда не понадобятся.

 

Этого вы знать не можете. Ничто так не бывает нужно, и обидно, как дверь, не осторожно захлопнутая вами. Человек не может не совершить необратимых поступков. Наступит на веточку и она сломается. Поймает рыбу, и она жить больше не будет. Но когда человек выбирает в раздумье, между поступками, лежащими на витрине будущего, он обратит свое внимание не только на цену, но и то, в какой валюте эту цену предстоит платить. Обратимое и не обратимое - валюты разные.

 

Прежде, чем сказать, подумай сумеешь ли вернуть это слово, если понадобится. прежде чем сделать, не испортишь ли что - либо, пусть и малое, но не поправимо.

 

Точность поведения вовсе не исключает его мягкости. Именно точность освобождает от применения излишней неумной и травмирующей силы.

 

Искусство обратимого и необратимого - искусство владения временем.

 

 

Короля играют придворные. По их поведению мы можем понять, что нам предстоит сейчас встреча именно с королем, или что перед нами не кто-нибудь, а король. Или что мы сейчас говорили не с кем-нибудь, а с самим королем. Если придворные не обращают на того, кого мы приняли за короля, никакого особого внимания, мы понимаем, что ошиблись, никакой это не король. И если человек играет короля, но придворные как таковые вообще отсутствуют в природе, то это не король, а скорее больной несчастный человек.

 

Мертвого играют живые. Что человек умер, обыкновенно узнают по поведению других. Здесь и слов недостаточно. Поведение важнее. О том, что человек умирает, что смертен, мы тоже узнали от других. И нет у нас свидетельств об этой стороне жизни, какой является смерть, иначе как от других.

 

Другое дело - тело человека. Оно обращается в прах, и это не зависит от мнения или слов людей. И если бы не это, если бы неоставалось тело, кто знал бы, что жил человек и вправду? Что он непридуманнами? Тело дано человеку, чтобы наводить его на мысль о смерти.

 

Тело является важным свидетельством, что человек есть, или что он был. Это свидетельство не только для других людей, но и для самого человека. Когда он обнаруживает, что его тело отсутствует, он сомневается в своем существовании и только поведение других людей говорит ему, что он есть или был.

 

Если бы мы не узнавали отдругих людей о смерти, как бы мы догадались о ней?

 

 

Тело - главные часы человека, которые отмеряют ему время: тело стареет. Зачем ему все часы мира, если бы не было этих главных часов?! Вторые по значению часы - тела других людей. Многим кажется, что собственно тело - часы неточные, что они могут спешить или отставать. Что неможет вся рота идти не в ногу, а только командир - в ногу. Но все становится на свои места, как только мы уберем от человека его главные часы. Тогда-то и становится ясно, что иные часы бессмысленны и ничего не показывают. Вообще.

 

Что же такое часы? Они отмеряют время. Если часы отмеряют не время, а что-то другое - это уже не часы. И какое же время они отмеряют? Время подвижности тела, время, пока человек может сам двигать свое тело или его части. Другими словами, время жизни. И чем больше умеет человек двигать своим телом, тем больше в нем жизни. Тем больше сил и возможностей для открывания дверей. Он может экономить эти силы и возможности, не тратя их на закрывание дверей за собой, не совершая, по возможности, необратимых поступков. Но все же - часы идут, отмеряют время, и человек полностью лишается возможности как-либо двигать своим телом. 

 

Часы идут. Вновь открытые двери - минуты и секунды в этих часах.

 

 

Другие часы - это тела других людей, животных и растений, механических и прочих иных устройств. Тех, что сделаны людьми и тех, что даны в пользование людям другим путем.

 

И хотя все эти части показывают время по разному, между ними есть известное сходство.

 

Дети играют. Один из них с закрытыми глазами считает до десяти, остальные прячутся. Он играет в часы. Они играют в несуществование их тел.

 

Чем ребенок, играющий в часы, хуже иных часов? Ничем. Он отмеряет время. Время несуществования тел других детей. Когда это время истечет, тела могут начать им обнаружаться. Это время до жизни, до ее появления. Если никто и никогда не видел человека а был ли он?

 

Тот, кого ребенок так и не нашел, а играл ли он вообще?

 

А для других детей счет ребенка отмеряет время открытия дверей. Когда этот ребенок закончит счет, он может открыть дверь и встреча с ним состоится.

 

Другие часы открывают нам двери в возможности узнать последовательность открытия новых и новых дверей.

 

Ведь пока ребенок некончил считать, можно переменить свое место, перебежать в коридор или в другую комнату.

 

Если у человека и есть часы на руках, но так темно, что он не может разглядеть стрелки и цифры, ему трудно знать, в какой последовательности совершать поступки. Трудно знать какие еще двери есть за этой.

 

Другие часы даны человеку, чтобы знать свой путь.

 

Но тот, кто хорошо умеет пользоваться своими главными часами, не нуждается в других часах.

 

 

Если человек лишается главных часов, для него не может существовать пути. И поиски пути оказываются лишенными всякого смысла и надежды. Жизнь в представлении человека и его тело существуют вечно. Что значит, не имеют никакого видимого предела во времени. Он беспорядочно бродит по дому, открывая и закрывая двери. Никогда не выбраться из дома, который оказывается необъятным, беспредельным.

 

Какая ему разница, что показывают другие часы, если нет главных? Полное безразличие. Какая ему разница, какую дверь открыть и закрыть, если их бесконечно много?! Если из дома все равно никогда не выбраться?! Полное безразличие.

 

В безразличии сила. Такому человеку можно говорить правду, потому что он не побуждает никого лгать. Ему все равно, что ему скажут. Нотакому человеку не говорят ничего из того, чего не хотят передавать другим людям. Ведь неизвестно, что икогда он кому-нибудь скажет. Если очень хочется хоть кому-нибудь сказать правду о чем-либо - нет более подходящего человека. Но если кто-то опасается, что сказанное станет известно другим людям, не будет говорить с ним.

 

Если этот человек и не пообещает чего-нибудь,он сможет все-таки это сделать. Если он пообещает что-нибудь выполнить, может и не выполнить. Ему все равно.

 

А зачем, собственно, ему тело. Если тело - не часы, для чего оно пригодно? Оно ведь не может разрушаться необратимо, поскольку иначе обратиться в часы.

 

Может только беспорядочно изменяться.

 

Оно не может быть осязаемым, иначе его можно запереть, замуровать. Что значит - превратить в часы.

 

Жизнь без часов превращает человека в призрак, в случай.

 

Часы делают нашу жизнь осмысленной, поскольку отмеряют ее предел, а значит, и возможность выйти из него.Они отмеряют и пределы ее отдельных частей, а значит, и наполняют их смыслом.

 

Существование предела делает человека слабым в жизни. Лишает его безразличия. Ему не все равно, какие двери открывать. Потому что его главные часы напоминают ему о времени.Через боль напоминают. Физическую и нравственную.И через радость ожидания отсутствия боли. О времени, когда он точно знает, что боли не будет. Как обычные часы без стрелок или цифр или еще чего-нибудь не покажут время, так главные часы не могут показать времени без боли, ее ожидания или ожидания ее отсутствия.

 

Жизнь без часов - жизнь без боли и без радости ожидания ее отсутствия.

 

 

Боязнь есть свойство не каждого. Есть люди боязливые, а есть и не очень. Это свойство в несопротивлении страху, в неспособности противопоставить страху нечто твердое. Сам страх – боль от ожидания боли.

 

Боль от ожидания боли - страх тоже рождает ожидание себя. Цепь эта бесконечна: боль от ожидания боли. Неумение остановить этот поток упреждающей боли и есть боязливость.

 

Хорошо ли себя чувствует человек, ожидающий неминуемого наказания? Иной и делать ничего не может, все время думая о неизбежном. А другой и не вспоминает: придет день расплаты, тогда и будем страдать, а пока не досуг!

 

Боязнь жизни - это страх смерти.

 

Страх смерти - это боязнь жизни.

 

Может ли имеющий путь бояться жизни? Нет, потому что у него нет страха смерти.

 

Его жизнь - это лишь часть его дел, для ведения которых ему требуется тело. Имея большую цель, он постоянно путешествует за пределы жизни, стараясь наилучшим образом использовать свое тело для дел своих. А там, где ему не хватит своего тела, есть возможность использовать тела других людей. Если он умеет управлять ими. И не столь уж важно, какую часть дел он свершит при помощи своего тела, а какую - при помощи других.

 

Отец с сыном предпринял далекую прогулку. Устал сын и попросился на руки. Малый возраст и рост позволяли ему обратиться с такой просьбой.

 

- Потерпи, скоро придем, - сказал отец.

 

Сын вздохнул и терпеливо зашагал дальше. Но скоро и отец почувствовал усталость. И понял, что сын действительно устал.

 

- Ну ладно!- сказал отец и взял ребенка на руки.

 

А через некоторое время спросил:

 

- Ну как? Пойдешь сам дальше?!

 

- Да, папа! - с готовностью ответил сын и нетерпеливо поспешил на землю.

 

Отец был отцом, сын - сыном, дорога- дорогой, а усталость - усталостью.

 

Некоторое время сын использовал тело отца, но дальше – свое собственное. Так ли уж важна эта пропорция? Важнее другое: удовольствие отпрогулки, готовность потерпеть, гордость за готовность идти и удовлетворенность друг другом.

 

Тот, кто использует других людей, управляя ими, понимает их чувства: помогает им становиться лучше, помогает им найти свой путь - не делает большой разницы между тем, что он сделает лично сам, используя свое тело, а что - руками, головами или телами других людей. Его сила - в безразличии к этому.

 

Его часы работают по другому. Они отсчитывают время не до его смерти, а до достижения большой цели.

 

Имеющему путь его тело интересно в той мере, в какой оно помогает ему в его пути. Его смерть немного мешает ему, если не все возможности были использованы и жалко выбрасывать хорошую еще вещь. Но с другой стороны, принуждает его использовать теперь только других людей, а там можно выбирать. Нет худа без добра.

 

Взвесив все про и контра имеющий путь не торопится умереть, но и не цепляется за жизнь. Для него есть более важные вещи, чем собственная жизнь. Поэтому ему нет никакого резона ее бояться.

 

 

 

Сперва рождается тело человека. А человек рождается лишь в момент смерти его тела.

 

Кто я? Мужчина? Нет. Женщина? Нет. Ребенок? Тоже нет. И уж, конечно, не взрослый. А кто же?

 

Я - только материал. Материал, из которого я делаю себя всю жизнь. Мое тело могут называть мужчиной или ребенком, или еще как-нибудь.

 

Конечно, я делаю из этого материала себя не один. Мне помогают другие люди.Которые жили, живут или будут жить. Мне помогает и эта книга. Может быть, она делает меня больше, чем я сам. Ведь она - мой ребенок, а я - ее ребенок. Ведь когда я в ней пишу о том, чего не знаю, пустое место в моей голове уступает твердому знанию.

 

И если всю жизнь я делаю себя из самого себя, то когда же я готов? Когда будет положен последний штрих? Ну, конечно, в момент смерти. Тогда уж эта работа будет остановлена.

 

Какой скульптор не хочет взглянуть на свой труд?

 

Но увидеть свое рождение нельзя прежде смерти тела. Не оконченную работу не принято показывать.

 

Без смерти мы не смогли бы родиться и узнать: кто мы.

 

Она открывает нам глаза.

 

 

Мы не одни в этом мире.

 

Главные часы не могли бы существовать, если бы любые двери открывались без труда, если бы нам никто не мешал.

 

Другие люди мешают нам. Другие люди и помогают нам.

 

Если бы никто не мешал, и не с кем было бы вести борьбу, жизнь потеряла бы смысл и мы лишились бы тела. Ведь тело – это то твердое, что вытесняет пустоту. Не могут два разных тела человеческих занимать одно и тоже место в одно и тоже время. Именно эта способность тела в неспособности уступить свое место другому - и причина борьбы, и причина жизни, и причина смерти.

 

Кто умеет бороться - умеет жить и умеет умереть.

 

Нет борьбы лишь между имеющими путь. Но таких немного.

 

А тех, кто имеет путь с первой минуты рождения своего тела - единицы среди вечности.

 

Нельзя жить ни с кем не борясь.

 

Но тех, с кем не борется, берут за руку и уводят с собой за пределы жизни.

 

И это - самое светлое, что можно придумать.

 

Доброго вам пути!

 

 

Теперь, когда вы окончили чтение этой книги, я могу сказать, что понимаю ваши чувства.

 

И я прощаюсь с вами.

 

Я ухожу и надолго.

 

Возможно, когда я вернусь, то напишу новую книгу. Но не обещаю.

 

Вы, наверное, заметили, что я все время путаю слова я, вы и мы. Пишу как бы то от одного лица, то от другого. Видимо, кто-то все время толкал меня под руку и мешал мне писать более ясно.

 

Но я думаю, что вы и так многое поняли.

 

И если кто-нибудь нашел что-нибудь недоброе в этой книге, жесткое или базжалостное, то он ошибся. Я прошу других поправить этого человека, потому что буду отсутствовать.

 

Появятся, конечно, и толкователи этой книги. Которые будут объяснять другим, что здесь написано. Особенно среди моих учеников. И возникает естественный вопрос: в какой мере им можно верить?

 

Считайте, что они рассказывают вам какую-то новую книгу. Не мою. Если эта новая книга хороша, верьте им, пожалуйста! Если эта новая книга плохая - не верьте им, пожалуйста! А как же иначе?!

 

До встречи, если такая когда-нибудь состоится!

 

18 февраля 1991 г., деревня Ивакино, Московская область.

 

Владимир Тарасов.