Загадочные явления часть 8

Гибель отряда Уральского политеха

Зимой 1959 года довольно хорошо подготовленная группа туристов – студентов Уральского политехнического института – совершала восхождение на высоту «1079» Приполярного Урала. Через несколько дней после начала похода она должна была выйти на связь. Но контрольный срок прошел, а ребята не объявлялись. В район северного города Ивделя были отправлены поисковые бригады.

Взорам спасателей предстала страшная картина. В живых не осталось никого. Тогда, в феврале, откопали только пятерых, остальные четверо были извлечены из-под снега в мае.

Казалось бы, причин не доверять выводам следственной группы нет. Горы, забравшие уже немало человеческих жизней, непредсказуемы. Здесь все, даже не опасное на первый взгляд изменение погоды, может привести к беде. Но то, что увидели прибывшие на перевал Дятлова люди, то, что зафиксировано в многочисленных протоколах следствия, что в виде страшных слухов прошло по городу, наталкивало на мысль, что была какая-то другая причина трагедии.

Полураздетые трупы ребят были найдены в полутора тысячах метров от палатки. Что заставило людей среди ночи покинуть свое жилище и в одних свитерах, без обуви по морозу бежать в долину?

Почему у троих из группы сильные травмы – переломы ребер, повреждения черепа? Почему ветки деревьев, заготовленные для костра, были срезаны так, будто кто-то наугад, не видя, что делает, орудовал ножом? Почему палатка была изрезана? Ответа на все эти вопросы следствие не дало.

Масла в огонь добавило странное поведение местного руководства. Расследование обстоятельств дела велось под контролем обкома КПСС. Родственников к телам погибших ребят не допускали. Похоронами руководил прокурор. Для публикации в местной газете партийному руководству якобы потребовалось разрешение самого Хрущева. То ли он его не дал, то ли с этой просьбой к нему так и не обратились, только о трагедии в печати не появилось ни строчки.

По городу поползли слухи. Возникла «жуткая» версия, согласно которой ребята якобы ступили на священную землю ханты-манси, за что их жестоко покарали шаманы: выкололи глаза, чтобы чужаки не могли сориентироваться, найти дорогу к палатке…

Прошли годы, но трагедия не забывается. Только объяснения ее, в соответствии с меняющимися временами, теперь иные. Возникла версия, что отряд уничтожил НЛО, зависший над перевалом. Говорят, имеются чуть ли не очевидцы.

Другая версия. Как выяснилось, перед походом студенты приходили в геологоуправление за картой Приполярного Урала. Но им ее не дали, мотивируя тем, что место, куда они хотят направиться, закрыто даже для изысканий. Теперь-то мы знаем, что на Урале было немало таких запрещенных зон, связанных с испытаниями или производством ядерного оружия. «Возможно, атомная вспышка ослепила ребят», – таково еще одно направление поиска, который много лет по своей инициативе ведут Владимир Рябков, Алексей и Елена Коськины. Им удалось раздобыть уголовное дело, дающее серьезную информацию к размышлению. Оказывается, действительно на месте гибели ребят была обнаружена радиация, уровень которой во много раз превышал норму. Однако листы с данными физико-технической экспертизы изъяты из материалов дела и помещены на хранение в особый сектор прокуратуры, о чем на одной из страниц сделана пометка. И это несмотря на то, что к делу подшит первоначальный вариант постановления о прекращении следствия, где наличию радиации посвящен целый абзац, который в окончательном документе, естественно, не упоминается.

Затеявший расследование журналист газеты «Уральский рабочий» разыскал в Кустанае одного из подписавших это постановление – бывшего прокурора Л. Иванова – и спросил его, кто и почему засекретил дело.

«Я сам засекретил, сам и экспертизу изъял. Было сказано: «Все лишнее убрать…»

Имеет ли отношение к трагедии повышенная радиация или это просто совпадение? Сегодня, когда открываются многие тайны нашего прошлого, необходимо вернуться и к этой истории. Пока же расследования ведутся энтузиастами – как правило, из числа студентов политеха.

В настоящее время уже не осталось следов трагедии. Лишь на перевале Дятлова высится обелиск, воздвигнутый друзьями в память участников того рокового восхождения. Будет ли раскрыта тайна погибшего отряда?

Происшествие на Кутузовском

Это случилось 11 декабря 1981 года. В дом на Кутузовском, 4, приехал молодой человек – навестить свою тетю. Звонил, стучал, барабанил в дверь – в ответ ни звука. А ведь о встрече условились заранее… Тете семьдесят четыре… Мало ли что… Да еще торчащая в двери записка ее приятельницы, которая тоже не дозвонилась и не достучалась. И молодой человек помчался домой за запасными ключами… Когда открыли дверь и вошли в гостиную, увидели сидящую в кресле тетю… с простреленной головой. Этой тетей была известная и всеми любимая киноактриса Зоя Федорова.

Преступление до сих пор не раскрыто.

Много лет назад, а именно в 1927 году, двадцатилетняя Зоенька Федорова обожала три вещи: фельдиперсовые чулочки, крохотные шляпки и… фокстрот. Танцевать она могла, как никто: красиво, зажигательно и, в самом прямом смысле слова, до упаду. Не думайте, что она не любила чарльстон или шимми – любила, но не так. И ничего странного в этом нет! Чарльстон танцуют, в лучшем случае, взявшись за руки, а то и вовсе на расстоянии, о шимми и говорить нечего. А вот фокстрот… О, фокстрот! Это такой эротически-соблазнительный, такой быстрый и непредсказуемый танец, тут можно так импровизировать, что все подруги лопнут от зависти, а кто-нибудь из парней восхищенно всплеснет руками и совершенно искренне скажет: «Ну, прямо артистка. Прямо Мери Пикфорд!» Фокстрот-то и довел Зою Федорову до беды: ее арестовали.

«Передо мной совершенно секретное Дело № 47268, заведенное ОГПУ 14 июня 1927 года на легкомысленную любительницу танцев, – пишет журналист Борис Сопельняк. – Здесь же ордер № 7799, выданный сотруднику оперативного отдела ОГПУ тов. Терехову на производство ареста и обыска гражданки Федоровой Зои Алексеевны. О том, что это дело не пустячок и речь идет отнюдь не о фокстроте, свидетельствует размашистая подпись всесильного Ягоды, сделанная синим карандашом».

Арестовали Зою в три часа ночи. При обыске ничего компрометирующего не нашли: какие-то шпильки, зеркальца, пудреницы… Ничего не дала и анкета арестованной, заполненная в тюрьме. Семья самая что ни есть простая: отец – токарь по металлу, мать – фасовщица, шестнадцатилетний брат вообще безработный. Связи, знакомства, контакты – тоже ни одной зацепки. А обвинение между тем предъявлено более чем серьезное: подозрение в шпионаже. И вот первый допрос. Можно представить состояние двадцатилетней девушки, когда конвоир вызвал ее из камеры и по длинным коридорам повел в кабинет следователя. Страха Зоя натерпелась немалого, но вела себя собранно. Вот ее показания по существу дела:

«В 1926—1927 годах я посещала вечера у человека по фамилии Кебрен, где танцевала фокстрот. У него я познакомилась с военнослужащим Прове Кириллом Федоровичем. Он играл там на рояле. Кирилл был у меня дома один раз, минут десять, не больше. О чем говорили, не помню, но, во всяком случае, не о деле. Никаких сведений он у меня не просил, и я ему их никогда не давала. О своих знакомых иностранцах он тоже никогда ничего не говорил. У Кебрена при мне иностранцев не было, и у меня знакомых иностранцев нет».

При чем тут фокстрот, пианист, иностранцы, которых она не знала? Казалось бы, после таких показаний перед девушкой надо извиниться и отпустить ее домой, но не тут-то было: по данным ОГПУ, Прове работал на английскую разведку. И все же, поразмышляв, следователь А.Е. Вунштейн решает использовать Зою в качестве живца и принимает довольно хитрое постановление: «Рассмотрев дело № 47268 по обвинению Федоровой З.А. в шпионаже и принимая во внимание, что инкриминируемое ей обвинение не доказано и последняя пребыванием на свободе не помешает дальнейшему ходу следствия, постановил: меру пресечения в отношении арестованной Федоровой З.А. изменить, освободив ее из-под стражи под подписку о невыезде из г. Москвы».

Здесь же – четвертушка серой бумаги, на которой рукой Зои написано: «Я, нижеподписавшаяся гр. Федорова, даю настоящую подписку начальнику Внутренней тюрьмы ОГПУ в том, что по освобождении из вышеуказанной тюрьмы обязуюсь не выезжать из города Москвы».

О том, что Вунштейн установил за ней наблюдение и следствие по ее делу продолжалось, Зоя, конечно, не знала, но что-то заставило ее не бегать больше на танцульки, порвать старые связи. Были ли у нее впоследствии беседы со следователем и контакты с Ягодой, неизвестно, но этот человек с репутацией холодного палача сыграл в ее судьбе немалую роль. Именно он 18 ноября 1927 года подписал редчайшее по тем временам заключение: «Гражданка Федорова З.А. была арестована по обвинению в шпионской связи с К.Ф. Прове». Далее излагается суть ее единственного допроса, показания самого Прове и уникальный вывод: «На основании вышеизложенного следует констатировать, что инкриминируемое гр. Федоровой З.А. обвинение следствием установить не удалось, а посему полагал бы дело по обвинению Федоровой З.А. следствием прекратить и сдать в архив. Подписку о невыезде аннулировать».

Сказать, что Зое повезло – значит не сказать ничего. Вырваться из лап Ягоды – этим мало кто мог похвастаться. Но на этот раз гроза лишь прошумела над головой Зои. То ли мать особенно усердно молилась за дочку, то ли у Ягоды было хорошее настроение, то ли еще что… Однако, как ни горько об этом говорить, тоненькую папку с Делом № 47268 дополнили четыре толстенных тома, а впоследствии еще семь.

Прошло девятнадцать лет… Никому не ведомая счетчица Госстраха Зоя Федорова стала одной из самых популярных актрис советского кино. Она снялась в фильмах «Музыкальная история», «Шахтеры», «Подруги», «Великий гражданин», «Свадьба», была награждена орденом Трудового Красного Знамени, стала дважды лауреатом Сталинской премии. Все шло прекрасно… Но после 1940 года отношение к ней резко изменилось: сниматься не приглашали, а если и приглашали, то предлагали такие крохотные роли, браться за которые Зоя Алексеевна считала ниже своего достоинства. И объясняла это тем, что ее бывший муж кинооператор Рапопорт, используя свои связи, делал все возможное и невозможное, чтобы погубить ее как актрису.

Она вынуждена была пробавляться концертами, выступая в самых разных уголках Союза, а во время войны – поездками на фронт. После войны стало еще хуже. Федорова в отчаянии писала Сталину, Берии, напоминала о себе и просила помочь. Сталин не ответил, а Берия ответил, но так по-бериевски, что лучше бы промолчал.

Как известно, этот человек никогда ничего не забывал и никому ничего не прощал. А обидеться на Зою Федорову ему было за что: он помог ей, вытащил из тюрьмы отца, арестованного в 1938 м по обвинению в шпионаже в пользу Германии, а она этого не оценила. Позже Зоя Алексеевна рассказала, что до января 1941 го неоднократно встречалась с Берией, благодарила его за помощь, но ему этого было мало, и он откровенно ее домогался, а в 1940 м дважды пытался изнасиловать.

Новый министр государственной безопасности Абакумов, конечно же, знал о своеобразных отношениях своего шефа с артисткой и наверняка советовался с ним, прежде чем подписать этот страшный документ, сломавший жизнь Зое Федоровой, – постановление на арест от 27 декабря 1946 года.

«Я, пом. нач. отделения капитан Раскатов, рассмотрев материалы в отношении преступной деятельности Федоровой Зои Алексеевны, нашел:

Имеющимися в МГБ СССР материалами Федорова З.А. изобличается как агент иностранной разведки. Кроме того, установлено, что Федорова является участницей группы англо-американской ориентации, стоящей на позициях активной борьбы с советской властью. Постановил: Федорову Зою Алексеевну подвергнуть аресту и обыску».

Через день после ареста состоялся первый допрос. Обычно такого рода допросы вели лейтенанты, в лучшем случае капитаны, а тут полковник, да еще в должности заместителя начальника следственной части по особо важным делам. Значит, дело Федоровой не хотели предавать огласке и не хотели, чтобы о ее показаниях знали низшие чины. Позже выяснился и другой, наводящий на размышления факт: за время следствия Федорову 99 раз вызывали на допросы, а протоколы составлялись только в 23 случаях. Почему? О чем шла речь на тех 76 допросах, след которых в деле отсутствует?

А тогда, 29 декабря 1946 года, полковник Лихачев с первого же вопроса, как говорится, взял быка за рога:

«Вы арестованы за преступления, совершенные против советской власти. Следствие рекомендует, ничего не скрывая, рассказать всю правду об этом».

«Преступлений против советской власти я не совершала, – уверенно начала Зоя Алексеевна, но потом, видимо, поняв, что в чем-то признаваться все равно надо, добавила: – Единственное, в чем я считаю себя виновной, это в связях с иностранцами, особенно с англичанами и американцами».

«Это были связи преступного характера?»

«Нет. Я принимала их у себя на квартире, бывала в посольствах, посещала с ними театры, выезжала за город».

«Назовите имена».

«Осенью 1942 го, посетив выставку американского кино, я познакомилась с корреспондентом американской газеты «Юнайтед пресс» Генри Шапиро и до его отъезда в США в конце 1945 го поддерживала с ним личные отношения. Бывая на квартире Шапиро, я познакомилась там с его приятелями: помощником военно-морского атташе США майором Эдвардом Йорком, сотрудником военной миссии майором Паулем Холлом, лейтенантом Чейсом. Особенно близкие отношения у меня сложились с Эдвардом Йорком, а через него я познакомилась с контр-адмиралом Олсеном, английским журналистом Вертом, его женой Шоу, а также редактором издающегося в СССР журнала «Америка» Элизабет Иган».

«Иган является установленной разведчицей. Непонятно, что могло вас сближать с ней».

«О шпионской работе Иган против Советского Союза я ничего не знала. А вообще, мы с ней очень дружили, она часто бывала у меня, приходила запросто, называла меня своей подругой. Через нее я познакомилась с руководителем редакции журнала полковником Филипсом, его женой Тейси, а также с некоторыми другими сотрудниками. Так я стала вхожа в посольство и военную миссию США, американцы, в свою очередь, бывали у меня. Общалась я и с сотрудниками английской военной миссии майорами Тикстоном и Нерсом».

«Вы назвали всех? У вас ведь были и другие связи. Почему вы о них не говорите?»

Поняв, что от полковника ничего не скроешь, Зоя Алексеевна назвала еще одно, самое дорогое ей имя.

«Еще я была знакома с заместителем главы морской секции американской военной миссии Джексоном Тейтом. С ним у меня были особенно хорошие отношения. Вскоре после нашего знакомства я начала с ним сожительствовать и в настоящее время имею от него ребенка».

Как же так? В анкете арестованной черным по белому написано: родители умерли, сестры живут в Москве, муж – Рязанов Александр Федорович, жив-здоров. Дочь Виктория Яковлевна, 1946 года рождения. Почему Яковлевна? На этот вопрос мы, к сожалению, не знаем ответа.

Полковник Лихачев на признание Федоровой отреагировал весьма своеобразно. Он резко пресек излияния Федоровой.

«Следствие интересуют не ваши интимные отношения с иностранцами, а ваша преступная связь с ними. Об этом и рассказывайте. С кем из своего окружения вы знакомили иностранцев?»

«С сестрами – Марией и Александрой, мужем Марии – артистом Большого театра Синицыным, моим мужем – композитором Рязановым, художницей «Союздетфильма» Фатеевой, сотрудницей «Огонька» Пятаковой и моей школьной подругой Алексеевой».

Тайна гибели дирижабля «Гинденбург»

История распорядилась так, что гибель лучших немецких, американских и английских дирижаблей пришлась на пору наибольшей их популярности. Катастрофы следовали чередой, и сторонники «аппаратов тяжелее воздуха» воспользовались этим. Точнее, промышленники и авиаконструкторы на долгие годы внушили мысль людям, что взрывоопасный водород и крайне большие размеры дирижаблей, делающие их игрушкой стихии и всяческих случайностей, говорят о том, что они опасны для пассажирских перевозок и должны уступить место авиации, как более надежной, скоростной, менее прихотливой и более рентабельной. Не подходят дирижабли для войны в воздухе в силу своей уязвимости для огня противника… Последний «недостаток» и похоронил дирижабли окончательно.

От дирижаблей отказались, но их не забыли!

Людей особенно потрясла гибель самого «надежного» и дорогостоящего пассажирского дирижабля «Гинденбург», построенного инженерами на верфях Германии в 1936 году.

Это было действительно техническое чудо, гигантский летающий корабль, способный взять на борт 72 пассажира и со скоростью 140 километров в час перенести их в Америку. Его длина равнялась 245 метрам, при наибольшем диаметре 30 метров общий его объем составлял 200 000 кубометров.

К услугам пассажиров было кафе с небольшой эстрадой и белым роялем, прогулочная палуба и комфортабельные каюты. В каждой каюте на стене висел портрет генерал-фельдмаршала Гинденбурга в парадной форме. После того как на дирижабле побывал Адольф Гитлер, которому незадолго до этого Гинденбург передал власть, повесили и портреты фюрера.

Сохранились уникальные кадры, снятые американским кинооператором, запечатлевшие потрясающую картину гибели «Гинденбурга». Их до сей поры исследуют эксперты и криминалисты, пытаясь найти причину воспламенения водорода и дать ответ на вопрос, что послужило причиной гибели дирижабля – молния или бомба.

«Гинденбург» выполнял свой очередной, 18 й по счету, перелет через Атлантику в Нью-Йорк. 6 мая в Лейкхерсте его ожидали встречающие, репортеры, кинооператоры и причальная команда. Но «Гинденбург» из-за сильного ветра и грозовой погоды опаздывал почти на 10 часов.

Впрочем, 36 пассажиров не жаловались на скуку. Инженер судна Эрнст Лейман, взобравшись на эстраду, под аккомпанемент рояля виртуозно исполнял на губной гармонике народные немецкие и тирольские мелодии. Шеф-повар Майер и кондитер Штеффлер вместе с еще тремя поварами трудились над деликатесами, семь стюардов и стюардесса маневрировали между столиками, обслуживая пассажиров.

Среди пассажиров последнего рейса «Гинденбурга» был один «мясной» миллионер, фабрикант из Вены, студент из Сорбонны, три офицера германских ВВС, артист балета с овчаркой, газетчик из Бонна, фотограф из Гамбурга и другие.

Команда «Гинденбурга» была необычно велика, состояла из 36 человек. Фирма «Цеппелин» готовила экипаж для нового дирижабля IZ-130. Командиром корабля был немногословный «воздушный волк» 45 летний Марк Прусс.

Примечательно, что фирма перед вылетом «Гинденбурга» получила анонимное письмо с угрозой отправить дирижабль «на тот свет» и саботировать его полеты через Атлантику. Дирекция фирмы была не на шутку встревожена, тогда в полет отправился сам экономический директор фирмы инженер Эрнст Лейман, тот самый, который оказался прекрасным музыкантом и любимцем пассажиров.

«В этой ситуации я обязан быть с моими парнями», – объявил он свое решение и остался непреклонным.

6 мая, в день Вознесения, показался Нью-Йорк. Чтобы сделать пассажирам приятное, командир корабля Марк Прусс целый час кружил над крышами небоскребов, чем вызвал восторг пассажиров, высыпавших на прогулочную палубу воздушного гиганта.

Около 16 часов «Гинденбург» появился наконец над Лейхерстом. Стюарды занялись уборкой постелей и расстановкой багажа у фалрепа. Многие пассажиры вооружились биноклями в надежде увидеть родственников и друзей, приехавших их встретить.

Однако быстро надвигавшийся грозовой фронт с Запада заставил экипаж принять решение причалить к мачте и не подходить близко к земле. При таком ветре понадобилась бы причальная команда в 200 человек, чтобы удержать цеппелин и дать возможность небольшому маневровому паровозику, прозванному «рельсовым попугаем», отбуксировать его в ангар.

В 18:00 штурман принял радиограмму с земли также с рекомендацией причалить к мачте из-за сильного ветра.

На земле более 1000 человек видели, как «Гинденбург» под звуки бодрого марша на высоте 200 метров описывал дугу, чтобы положить нос по ветру, затем 4 двигателя отработали реверс, и серебристо-серая сигара плавно приблизилась к причальной мачте.

На высоте 60 метров были выброшены швартовы, и наземная команда завела концы к вспомогательным анкерным мачтам. Спустя 4 минуты после полной швартовки в заднем баллонете показалась яркая вспышка и вслед за ней гигантский огненный гриб взметнулся ввысь. Красавец дирижабль охватило всепожирающее пламя.

Пассажир по имени Леонхард Адельт, которого после 30 летней разлуки на земле ждал родной брат, так описывал последние драматические секунды:

«Я и моя жена были на прогулочной палубе и несколько взволнованно смотрели вниз на землю. Внезапно вокруг нас все стало зловещим и тихим, казалось, будто весь мир затаил дыхание – не было слышно никаких команд, никаких возгласов. Я видел, что внизу люди вдруг онемели, но не знал, почему. Затем я услышал над собой легкий хлопок, не громче, чем при открывании бутылки пива. Я взглянул в направлении звука и увидел нежно розовое сияние. Мне стало ясно, что наш корабль горит».

Рулевой Хельмут Лау в этот момент находился вместе с другими членами экипажа в заднем отсеке и следил за швартовкой. Взглянув вверх, он обнаружил в газовом баллонете №5 яркое пламя. Его сосед техник Зaутер невольно посмотрел туда же и побледнел как мел, – яростный пожар пожирал дирижабль. Он успел выдавить из себя: «Конец, Хельмут, корабль горит».

Однако им и тем пассажирам, которые оказались в коридоре, повезло. Через тридцать секунд дирижабль задрал нос и ударился о землю. Лау и двое других успели выпрыгнуть. Выпрыгнул и Леонхард Адельт с женой. Их спасла решительность. До земли было 12 метров, и судно уже корчилось в адском пламени. Сорванные с мест стулья и столы забаррикадировали им путь. Леонхард видел, как вокруг в языках пламени стали обнажаться раскаленные металлические части дирижабля и лопавшиеся, как струны, многочисленные расчалки. Он успел крикнуть жене: «Через окно!..» – и потащил ее по палубе. Немного опустившаяся корма позволила им прыгнуть с пятиметровой высоты и таким образом отделаться лишь ушибами. За ними успели выпрыгнуть еще 12 человек…

Командир «Гинденбурга» Марк Прусс, инженер Эрнст Лейман и другие члены экипажа, находившиеся в носовой рубке, были на своих рабочих местах, пока их не поглотило пламя. Восемь человек погибли от удушья, поскольку от большой температуры горения водорода кислород был поглощен. Офицер-радист Шпек умер от ожогов. 12 членов экипажа и 13 пассажиров были извлечены из-под искореженных стрингеров и шпангоутов мертвыми.

И все же каким-то чудом 61 человеку удалось спастись. Американское министерство, отвечающее за гражданское воздушное сообщение, немедленно создало комиссию для расследования обстоятельств происшествия, в которую вошли доктор Эккенер и генеральный конструктор «Гинденбурга» доктор Дюрр, а также профессор Дикман как ведущий специалист по атмосферному электричеству.

Возникло несколько версий гибели «Гинденбурга». На заводах Цеппелина во Фридрихсхафене и исследовательской станции беспроволочного телеграфа и атмосферного электричества в Грефельфинге были воссозданы физические условия в момент причаливания «Гинденбурга» настолько точно, насколько это было возможно. Исследования проводили параллельно, после чего результаты их сравнили.

Прежде всего исследовался вопрос о возможности воспламенения водорода в баллонетах от коронного разряда («огней святого Эльма»), который бывает при приближении грозового фронта. И, надо сказать, экспериментаторам из Грейфельфинга это удалось!

В опубликованных выводах комиссии, в частности, говорилось:

«После выброса якорных канатов поверхность внешней оболочки дирижабля из-за малой электропроводности покрытия оказалась менее заземленной, чем каркас. При быстрых изменениях атмосферного поля, которое как раз наблюдается в описанном случае, создается разность потенциалов между точками на внешней поверхности оболочки дирижабля и металлическим каркасом».

В воздухе могут возникать локальные поля статического электричества с напряжением во много тысяч вольт, что может вызвать искровой разряд с последующим воспламенением водородно-воздушной смеси.

Последний ныне здравствующий член комиссии, старший штабной инженер ВВС Фридрих Гофман высказывается вполне определенно:

«По части гибели «Гинденбурга» у меня нет сомнения, что тогда произошел несчастный случай. Этот дирижабль был первым с наружным покрытием, окрашенным нитроцеллюлозным лаком, а предыдущие 118 цеппелинов покрывались составом на основе масляного лака, который поглощал воду и становился электропроводным, тогда как нитролак (эмалит) – в тысячи раз лучший изолятор – способен накапливать на своей поверхности статическое электричество, что, в свою очередь, может породить искровой разряд».

Эта подкрепленная физическими опытами версия, однако, имела много оппонентов, среди которых был и лучший знаток опубликованных и утаенных фактов аварий и катастроф в воздухе, самый «безаварийный» командир цеппелина IZ-127 доктор Гуго Эккенер. Вместе с оставшимися в живых членами экипажа он придерживался взгляда, что это мог быть только саботаж. Он неоднократно выступал в печати со своими заявлениями о причинах гибели «Гинденбурга» и остался при своей точке зрения вплоть до самой смерти на 86 м году жизни в 1954 году.

Дело в том, что в составе экипажа на борту «Гинденбурга» находился антифашист Эрих Шпель, ненавидевший Гитлера. Он-то, по его мнению (и по соображениям полиции), и устроил диверсию…

Комиссия, расследовавшая причины катастрофы «Гинденбурга», установила, что само причаливание выполнялось в полном соответствии с действующими на то время инструкциями. Наиболее вероятной причиной возникновения пожара действительно могла быть электрическая искра, тем более что во время полета вахтенными инженерами была замечена утечка водорода. Это создало положительный дифферент, для устранения которого по внутренней связи была дана команда шести человекам команды перейти в носовой отсек.

При выполнении крутого разворота могла лопнуть расчалка, сильно хлестнуть по корпусу и повредить баллонет (такие случаи уже были). Образовавшаяся при этом газовая смесь становится взрывоопасной, и ее не трудно воспламенить не только электрическим разрядом, но и выхлопными газами от двигателей, даже выстрелом из ружья. Интересно, что некоторые американские газеты утверждали, что «Гинденбург» поджог фермер из окрестностей Лейкхерста, у которого из-за рева авиационных моторов перестали нестись куры. Озлобленный фермер якобы зарядил свой «бюксфлинт» и прямо со двора своей фермы всадил в пролетающий дирижабль несколько зарядов. Комиссия проверила и эту версию, и оказалось, что опыт Первой мировой войны свидетельствовал, что из охотничьего ружья цеппелин можно пробить, но не поджечь. Сделать это можно было воспламеняющим трассирующим зарядом, но никто такого выстрела не видел… К тому же фермер, как оказалось, только угрожал, но не стрелял.

Криминальная полиция Германии, а также гестапо, по указанию фюрера, также произвело расследование, придав ему политическую окраску. Они утверждали, что «Гинденбург» был уничтожен взрывом мины с часовым механизмом, установленной на дне баллонета № 4 членом экипажа летающего символа германской нации, своеобразного технического чуда.

Мина должна была взорваться после причаливания и после того, как пассажиры оставят дирижабль. Но «Гинденбург» сделал «лишний» круг, и часовой механизм сработал. Сам Шпель выпрыгнул из горящего дирижабля, но вскоре от полученных многочисленных ожогов скончался в американском госпитале.

Генрих Гиммлер поспешил обвинить коммунистов в преднамеренной диверсии, но подкрепить свое заявление сколь-нибудь вескими доказательствами не смог.

Досталось и американцам. Их обвинили в том, что они не дали немцам для «Гинденбурга» негорючий гелий, которым немецкие специалисты намеревались заменить водород и который был обещан американскими промышленниками. Впрочем, американцы не скрывали, что из-за надвигающейся угрозы войны в Европе гелий стал стратегическим товаром и наполнять им немецкие цеппелины было бы весьма легкомысленным шагом…

Гибель «Гинденбурга» в Лейкхерсте напомнила американским конгрессменам о недавней гибели прекрасных гелиевых военных дирижаблей «Акрон» и «Монон», у которых оказался весьма короткий век. Первый погиб во время урагана в апреле 1933 года, второй – в феврале 1935 года. Дважды президент США Франклин Рузвельт обращался в конгресс с просьбой продолжить финансирование новейших проектов дирижаблей, способных переносить до 9 бомбардировщиков!

С помощью этих дирижаблей американцы хотели положить конец превосходству немцев в данной области. Последующие события, нападение японцев на Пёрл-Харбор позволили военным специалистам бросить упрек конгрессу: дирижабли береговой охраны, по их мнению, не позволили бы незаметно подойти к кораблям. Реакция была молниеносной. Деньги были отпущены, и фирма «Гудиер» начала выпускать до 20 дирижаблей в месяц, правда, небольших по объему, которые многие годы несли дозорную службу у берегов США.

Загадочные явления часть 3

Жертвы пирокинеза. Человек-радар из Порт-Луи. Полтергейст. Телепортация. Телепатия.

Великие заговоры часть 19

Военный переворот Пиночета. Заговор против «Банды четырех». Военный переворот Зия-уль-Хака. Убийство Иоанна Павла I. Заговор против Амина.

Чудовищные обитатели озер

Черт из озера Лабынкыр. Водяные мамонты. Лохнесское чудовище.